Моя икона

Икона это всегда осознание факта Божественной действительности. Икона может быть большого мастерства  и плохого качества, но в основе её всегда лежит истинное  восприятие потустороннего мира, подлинный духовный опыт. В данной иконе этот опыт может быть закреплён  впервые, так, что она впервые является возвещаемым откровением бывшего опыта. Такую первообразную икону рассматривают как первоисточник, соответствующий  рукописному подлиннику.

Может  существовать и множество копий  этой иконы, но духовное содержание их — не новое, а такое же, как у подлинника, хотя, может быть, и показываемое через тусклые краски. При этом возможны повторения основного перевода  с разными вариантами и видоизменениями.
Оставляя в стороне способы механического воспроизведения, мы не заметим разницы между повторением  и первоявленным произведением, как между новыми впечатлениями путешественника  вновь открытой страны. Как бы исторически не было важно первое описание, последующее может быть более чётким и полным
В любом случае в основе каждой иконы всегда лежит духовный опыт.
Требование канонической  формы никогда не служило помехой художественному творчеству, скорее этот дар от человечества художнику есть не стеснение, а освобождение. Художник,  воображающий себя уникальным и свободным от канона, подобен пешеходу, которому мешает твёрдая почва и указатели пути, он мнит, что, находясь в подвешенном состоянии, он ушёл бы дальше, чем по земле. Такой художник на самом деле бессознательно отбрасывает совершенную форму,  хватаясь  за обломки несовершенных  и случайных форм. Истинный художник не добивается  своего всевозможными методами, он добивается  прекрасного и не занят самолюбивыми вопросами, о превооткрывании истины... Наиважнейшая  задача и цель художника — постигнуть и проникнуть в смысл канона. Чем отдалённее от повседневной жизни  предмет искусства, тем большего требуется  сосредоточения на каноне и соответственно необходимости  требуемого опыта.
Следовать художественным  каноническим  формам легко и естественно: они отучают от случайного и искусственного, мешающего в работе.
Может быть, благодатные  наставники  направляли руки иконописцев, своим духовным опытом, чтобы  воплотить небесные видения. Но не всегда художественная техника  была чужда самому созерцателю небесных  идей, и через всю историю Церкви протекает золотым ручьем традиция  святой иконописи.
Этим иконописцам принадлежат иконописные творения, первоявленные иконы. Но, кроме того, необходимо повторение  явленного свидетельства  духовного  мира. И как слово нуждается в переписчиках, так лик духовный требует иконников - копиистов, повторителей иконописных творений. От них не требуется пристального  взора в небеса; но они должны быть не далеки от духовности, чтобы чувствовать  ответственность своего дела,  как содействия свидетельству. Эти иконописцы — не ремесленники, только ради денег пишущие иконы, не техники своего дела, принадлежащие или не принадлежащие к Церкви, а люди особой церковной должности. Их место определяется между служителями алтаря и мирянами. Но Церковь возвеличивая иконописцев, признаёт необходимость  следить за их работою и за ними самими.
Иконописцы — не простые  люди, занимая более высокое, по сравнению с другими мирянами, положение, они должны быть кротки  и смиренны, соблюдать душевную и телесную чистоту, пребывать в молитве и  посте,  являться к духовному отцу  для советов. Иконописец не соблюдающий указанных требований, отрешается от иконописного  дела. Но на самом деле  иконописцы сами себе ставили требования порой более высокие, делаясь в некотором роде подвижниками. Особая настроенность и благоговейный дух  по сей день живёт в среде русских иконописцев, веками, передающих друг другу  как  секретные приёмы иконописи и другие, связанные с нею рабочие процессы, так и  самосознание, как тружеников святого дела. Это — особый и порой  замкнутый круг свидетелей.